«Сумасшедшая помощь» Бориса Хлебникова — сильнейшая и без дураков чрезвычайно жуткая вещь. Настолько даже, что про неё хочется ничего сразу не говорить, а посидеть тихонечко в уголке, подумать о чём-то своём, потом осторожно посмотреть ещё раз. И, может быть, ещё.
С Хлебниковым тут очень интересное происходит — он и раньше, и в совместном с Попогребским «Коктебеле», и в сольном «Свободном плавании», был чрезвычайно симпатичный (один этот диалог «Ну, ты чё? — А ты чё?» из «Свободного плавания» дорогого стоит). Но в то же время в нём всё время было такое подспудное ощущение, что эта его отстраненная, малодвижимая стилистика — она у кого-то очень классного подсмотрена (бог его знает, у кого конкретно, у Каурисмяки ли, или у раннего Джармуша, не суть) и потом очень грамотно и здорово на нашу почву пересажена. В «Помощи» этого ощущения нет и в помине — хотя тут и статичные кадры, и долгие планы есть, и весь прочий привычный хлебниковский инструментарий. Просто он в этот раз пускается на передачу такого содержания, которое не подсмотреть нигде — в окне разве что.
Конкретно про сюжет мне сейчас говорить не очень хочется (многие проводили параллели с «Дон Кихотом», что, с одной стороны, справедливо, но, с другой, «Помощь» этим не исчерпывается ни разу) — я хочу вот о чём сказать. У Хлебникова здесь получается то, чего от него по прежним фильмам как-то не приходило в голову ждать — такое законченное высказывание об окружающей реальности, с которым, если подумать, вообще непонятно, что именно делать. То есть, полное ощущение, что сидел-сидел себе такой очень симпатичный человек в углу, бормотал себе под нос что-то милое, а потом вдруг тихонечко так встал, вышел в центр комнаты и негромко, но чертовски убедительно сказал вдруг всю правду. Про всё. «Сумасшедшая помощь» — местами невозможно смешная, разыгранная буквально четырьмя артистами с удивительно живыми лицами (я весь фильм сидел и думал, где их Хлебников берёт, и почему в остальном нашем кино, особенно в большом, всё время одни и те же опостылевшие таблоидные физиономии) — оказывается таким тоненьким натянутым канатом, с которого в какую сторону не сунься, всюду откроются непостижимые жуткие бездны. Причём Хлебников удивительно это делает — тут прямым текстом почти ничего не сказано. Он не бьёт в барабан, не гонит чернухи, не тычет носом ни в какие проблемы — просто рассказывает такую историю, от которой оторопь берёт. И в этом свете, конечно, ужасно интересно, куда он после «Помощи» дальше пойдёт. Не то чтобы совсем некуда, на самом деле — просто дальше «Помощи» начинаются совсем уж непролазные дебри какие-то. И тут уж либо сворачивать во что-то стороннее и более легкое, либо стиснуть зубы и идти до конца. Интересно ужасно, что он выберет.
С.М.
